Уважаемые гости, и завсегдатые сайта
Мы хотим развиваться, но для этого нам нужны финансы, а их нет.
Просьба, ко всем, кто может хоть чуточку готов помочь нам
киньте на счет WebMoney
WMID 214067959688
Кошелек R316931523643 денежку.
Будем рады каждой копейке!
Она не заплакала и не упала в обморок, истерики не было, когда, ощупав
свежеприваренный лист железа у нас над головами, я произнёс: «Life, нас
запечатали». Life – это был её ник в сети, где мы познакомились
двумя месяцами раньше. Легко разговорились, легко встретились в реале, и
сразу же пошли в поход на Гору. Life была наслышана о нашем подземном
граде, но никогда ещё не спускалась в его чрево. Я приоткрыл ей другой
мир, заразил этим пагубным вирусом познания неведомых уголков
реальности. В тот чудовищный день мы возвращались из нашего четвёртого
совместного заземления.
Гора таит в себе огромный многоэтажный
лабиринт ходов. Когда-то продолжительность тоннелей уранового рудника
составляла 150 км. За 30 лет, прошедших с момента консервации
предприятия, Гора залечила, как смогла, много своих ран, перегородила
обвалами многочисленные штольни, но вместе с тем открыла в некоторых
местах доступ к спрятанным и давно забытым коридорам рудника, и туда
потянулись десятки сумасшедших вроде меня в поисках адреналина, а может
быть смысла жизни. Штольни запечатывали уже много раз, но
последние три года этим никто не занимался, и входов становилось всё
больше. Я задумывался над вопросом: проверяют ли Закрывальщики штольни
перед тем, как заварить? И вот теперь ответ очевиден. Может, они и зашли
в тоннель, может, крикнули для приличия, только разве услышишь этот
крик на расстоянии двух километров от входа? Чтобы по-настоящему
проверить штольню, нужно не один час ходить внутри. Ну как Закрывальщики
могут спокойно выполнять свою работу, зная, что внизу могут быть люди?!
Или они не думают об этом? Может, они одноклеточные? Я стучу камнем в
лист железа, а в голову лезет «Замуровали, демоны!». Почему не
страшно-то? Мы были в глубине штольни часа три. Давно ли они закончили
работу? Возможно, стоят сейчас над нашей «могилой» и посмеиваются. Я
говорю: «Life, потуши фонарь, нужно экономить». Что дальше? Я
знаю, как они гасят входы. Над нами приварен лист железа, потом залит
бетон, а сверху ещё один лист. Пробить эту пробку не вариант. Звучит
довольно дико, но 13-я – не самая плохая штольня для того, чтобы
оказаться в ней замурованным. Вода тут есть, как и во всех остальных, но
уникальна она тем, что шахта лифта этой штольни выходит на поверхность.
То есть это просто прямоугольная каменная «труба» 100-метровой глубины,
и мы можем добраться по коридорам 13-й до её дна. Никакого лифта там
давно уже нет: или Металлисты распилили, или грохнулся вниз. Нет даже
тросов, кроме одного. О нём отдельный разговор. Это трос навесили
Металлисты, чтобы попасть на промежуточный этаж. Они проделали огромную
работу. Примотали тяжеленный трос к балке на самом верху шахты. Туда они
залезли с поверхности в районе Волчьего перевала. Этаж находится в 40
метрах от дна, и эти ребята, зайдя в 13-ю, укрепили на тросе «ступеньки»
в виде кусков арматуры. Для этого им пришлось раздвигать волокна троса,
продевать сквозь него проволоку и фиксировать ей «ступеньки». Адская
работа. Наградой им были несколько километров толстенного штоленного
кабеля, внутри которого были четыре медные жилы толщиной с палец. Лезть
по этому тросу без всякой страховки всегда казалось мне безумием, но
сейчас я уцепился за этот единственный шанс выжить. Ни я ни Life
уходя в этот день в недра никому не оставили информации о месте нашего
заземления. Надежда на то, что нас будут здесь искать, есть, но это лишь
надежда. Мы принимаемся за работу. Я нахожу небольшой кусок
троса, и Life садится расплетать его на проволоку. Дно шахты освещается
тусклым светом из крохотного квадратика там вверху. Можно работать без
фонаря. Очень скоро руки Life покрываются царапинами, из которых сочится
кровь. Кусок троса распушился, как ёж, и за каждую свою нить требует
жертвы. Но Life не останавливается ни на минуту. Много времени уходит на
поиски инструмента для проделывания дырок в свисающем тросе и на сбор
кусков арматуры для ступеней. Мой ник в сети был Neo, и сейчас,
глядя снизу на те 40 метров, которые уже подготовили Металлисты, я
представляю, что этот путь проделывали какие-то сверхчеловеки. Ступени
укреплены далеко друг от друга, лезть трудно, трос и здесь иголками
впивается в руки. Вот я на высоте двенадцатиэтажки, сил нет. Тут я могу
работать только сидя, благо для этого я захватил кусок доски. На первую
мою ступень трачу полтора часа. Один метр – полтора часа. Надо мной
таких метров 60. Дней пять работы. А еды-то два сочника и банка сельди.
Нужно ускориться. Вторая – один час, третья – 40 минут. В первый день
быстрее не получается. После восьмой ступени я спускаюсь вниз.
Life давно уже заготовила проволоку, собрала арматуру и ходит теперь до
21-х ворот и обратно, чтобы не замёрзнуть. Температура в штольне
примерно 5 градусов Цельсия. Пар изо рта идёт. Мне-то всё это время
холодно не было. Напряжение такое, что потом покрываешься. А вот ей…
Мы съедаем сочники, запиваем чистой водой, водой из дома, и я веду
Life в самое загадочное место 13-й – «тёплый штрек». Это тупиковый
участок коридора, где по неизвестной мне причине температура градусов на
десять выше, чем в остальной части штольни. Ставлю будильник в сотовом
на полтора часа. Поиск сети на табло действует на нервы. Мы
сворачиваемся в клубок и спим. Пока я висел в шахте, в моей голове
играло множество песен и мелодий, но когда Марк Бернес запел «Я люблю
тебя, Жизнь», меня как током ударило. Такие моменты я называл
вмешательством Матрицы. Там внизу в штольне Жизнь мерила шагами
расстояние до 21-х ворот. Погружаясь в сон в «тёплом штреке», я лежу в
темноте, слушая наше дыхание, и не соглашаюсь с Бернесом в том, что это
ощущение «само по себе и не ново». Для меня очень даже ново! Пикает
будильник, и я ухожу «на работу». Говорю Жизни (как я теперь её про себя
называю), чтобы ходила теперь здесь в тепле, но каждые два часа
появлялась на дне шахты сообщить, что она в порядке. В шахте
темно, на поверхности ночь. Фонарь жечь жалко, но время – золото. Лезу
на отметку 48. Выключаю свет, глаза привыкают к темноте, и тут я
различаю над головой звезду, рядом ещё одну. Давным-давно в период
юношеского символизма я написал стихотворение, в котором были строки:
Уже за тем я жить обязан, Чтоб приносить сюда цветы. Её глаза вмещали небо, В моих глазах лишь две звезды.
Одна из них – моя душа, Всегда мерцает надо мною. Другая тает не спеша – Она была Её душою.
Сейчас все эти слова приобретают для меня совсем иной смысл. Они
приводят меня в чувство, и я берусь за работу с удвоенной силой. Ещё
ступень – 30 минут. Рекорд. 12 ступеней и вниз. Половина сельди на
двоих, полтора часа сна. Догадываюсь, что Жизнь плакала, но сейчас она
совершенно спокойна. Жизнь – просто чудо! Своей выдержкой она придаёт
мне силы. 15 ступеней. Спуск. Остаток сельди. Сон. 16 ступеней, три из
них под дождём. Спуск. Жизнь без сознания. Приходится приводить её в
чувство, растирать. Она выглядит виноватой, как заснувший часовой.
Вызывается сходить до входа, проверить его, постучать на удачу. Я говорю
ей, что осталось каких-то 9 метров. Я должен сегодня выйти на
поверхность. Часа два-три понадобится для приезда спасателей и вскрытия
входа. Держись! Последние метры психологически очень трудны. Я пою
в голос, может, кто услышит. «На поле танки грохотали, Танкисты шли в
последний бой». Сил мало, то и дело отключаюсь и ловлю сознание в
последний момент. На отметке 98 телефон находит сеть! Звоню Faust’у. - Привет, это Neo. Спасай. -Ты где? Тебя уже ищут. -Выхожу на поверхность из шахты лифта 13-й. Там в низу Жизнь. -Что-что? -Там внизу в штольне девушка, её зовут Настя. Нас запечатали. Вызывай Джона, вскройте вход. Найдите её!
Я сделал это! Что дальше? Если встану на мою последнюю ступеньку, до
балки, где закреплен трос, я достану, но сил подтянуться и забраться на
неё у меня не хватит. « А жить так хочется, ребята, Да вылезать уж мочи
нет». Слева на стене шахты остаток металлической лестницы длиной метра
три. Дотягиваюсь до неё, пробую. Вроде бы крепкая. Наступаю на одну её
перекладину ногой, за другую держусь рукой, медленно переношу свой вес. И
тут ощущаю, что лестница начинает ползти вниз. Резко двигаюсь в
обратно. Трос уже впился в мои руки своими шипами, но в этот момент
сильнейший удар вырывает меня из его спасительных объятий. Это обвал.
Прямоугольник дневного света срывается с места и бросается от меня
прочь. Всё не как у людей. Лечу по тёмному коридору от света. Лечу и
слышу наполненный радостью крик, мой крик: «Жизнь не умрёт!»
